В феврале я писал, что нашел на сайте знаменитого расследования Дениса Карагодина на одной из групповых фотографий чекистов следователя, который вел дело моего репрессированного в 1931 году прапрадеда Ефрема Афанасьевича Палагина.
Я восхищаюсь тем, что делает Денис, но сам далек от мысли привлекать к суду тех, кто был причастен к делу моего родственника. Наверно потому, что деда Карагодина расстреляли, а моего только выслали в Архангельскую область.
Мне, однако, кажется, что рассказать историю деда, «вернуть ему имя» (как это делают на замечательной акции «Мемориала» 29 октября), недостаточно. Правда будет неполной, если я не назову имена всех, кто был причастен к аресту и высылке – не только следователей, но и доносчиков и клеветавших свидетелей.
Я сейчас читаю замечательную книгу Николая Эппле «Неудобное прошлое», посвященную теме памяти о государственных преступлениях в России и других странах. Один из успешных способов проработки травмы, нанесённой обществу преступлениями прошлого, – работа комиссий правды и примирения, пишет Эппле. Такие комиссии работали во многих странах, например, в ЮАР после апартеида или в Аргентине после правления хунты.
Вот главный принцип, лежащий в основании этих комиссий:
«когда осуществление правосудия судебными средствами невозможно, единственным способом восстановления справедливости и защиты жертвы или их памяти является максимально возможное установление обстоятельств совершения преступлений, имен виновных и степени их вины».
Свой поиск информации о виновных я начал со следователя, который возбудил дело, и вел ту его часть, которая касалась моего деда – того самого чекиста с фотографии на сайте Карагодина. (Всего по делу деда проходили восемь обвиняемых, некоторых из них допрашивали еще два или три следователя, сейчас точно не скажу).
Следователя звали Рейнольд (Рейнгольд) Оттович Эйсерт. Из базы чекистов «Мемориала» я узнал о нем немного: в 1936 году ему было присвоено звание старшего лейтенанта госбезопасности, на начало 1938 года он был особоуполномоченным НКВД в Ставропольском (тогда Орджоникидзевском) крае. В апреле 1938-го Эйсерт был «уволен вовсе» из органов в связи с «невозможностью использования на работе в Главном управлении государственной безопасности». Вероятно, был репрессирован. Дальше его след теряется.
Из опыта других потомков репрессированных я знал, что информацию о чекистах следует искать в региональных архивах новейшей истории (в некоторых субъектах они называются центрами документации). Эти архивы хранят партийные документы, в том числе учетную информацию о членах городских и районных ячеек ВКП (б) – КПСС. Офицеры НКВД были как правило партийными.
Зацепка была одна – Ставрополь, где Эйсерт служил перед увольнением из органов. Но местный архив мне ответил, что никаких бумаг об интересующем меня чекисте у них нет, и переслал мой запрос в Информационный центр МВД по краю. Оттуда ответили, что «личное дело Эйсерт Рейнгольда Оттовича, 1897 года рождения, уничтожено в 1943 году, во время оккупации города Ставрополя немецко-фашистскими захватчиками».
Я оказался в тупике, но выручил сайт «Память народа». На нем я нашел сына Рейнгольда Эйсерта, то есть человека с такой же фамилией и отчеством Рейнгольдович – довольно редкое сочетание. Его призвали в армию из Ростова-на-Дону, и тогда я написал в Центр документации новейшей истории Ростовской области.
Оттуда пришел обстоятельный ответ с хорошего качества сканом протокола заседания комиссии, которая в 1925 году проверяла партячейку ОГПУ Северо-Кавказского края. Членом этой ячейки являлся 26-летний Рейнольд Эйсерт.
Вот что я о нем узнал:
Он родился в Туккумском уезде Курляндской губернии (сейчас Латвия) в семье хлебороба. Учился в Лифляндии в низшем начальном училище. «Самостоятельно начал зарабатывать» в с 1920 года (когда устроился в ОГПУ), а до этого помогал отцу в сельском хозяйстве.
В Февральской революции участия не принимал и в политике совершенно не разбирался, жил тогда в Таганроге.
В «старой армии» был с 1917 года по начало 1918 года, затем был в Ростове по латышскому паспорту до прихода красных.
Жалуется на «нервоз» сердца и неврастению. Из газет читает «Правду» и «Советский Юг». Из книг читал Зиновьева и Каменева. (оба они попадут в опалу в следующем, 1926 году, если память не изменяет).
Комиссия признала Эйсерта проверенным, «политически развитым удовлетворительно» и рекомендовала ему изучить ленинизм.
Эйсерт значится в списке ответственных работников Донского областного отдела ГПУ, составленном 17 июня 1922 года комиссией в составе членов РКП(б) Шишко, Володько и Сизинцева, в должности исполняющего обязанности уполномоченного по разраб. общ. след дел (так в документе), как ответственный уездного масштаба.
На совместном собрании сотрудников ДОГПУ и членов ячейки РКП(б) 28 апреля 1923 года Эйсерт выступал с докладом о помощи подшефному ДОГПУ детдому.
В протоколе № 5 от 09 марта 1933 года заседания бюро партколлектива ПП ОГПУ СКК Эйсерт числится в составе актива.
22 ноября 1933 года (протокол № 27) постановлением бюро партколлектива ПП ОГПУ СКК « О распределении обязанностей между членами бюро п/к и составе секторов» Эйсерт был определен в агитмассовый сектор.
Но самое ценное, что я узнал из архивной справки, – номер его партбилета. Сделал запрос в РГАСПИ, который хранит учетные карточки членов партии. Получить их можно только зная номер партбилета.
Если все сложится, через пару месяцев у меня будет полная биография моего «героя» и его фотографии в хорошем качестве.
Обновление от 15 декабря 2020 г.
Увы, в РГАСПИ, на который я очень рассчитывал, когда писал, что через пару месяцев у меня будет полная биография Эйсерта, его учетных документов не нашли. А все потому (как я сейчас только понял), что у меня был номер его партбилета, выданного до 1925 года, а в их базе данные по обмену партбилетов в 1926 и 1936 годах. Надо обращаться в Центральный государственный архив Москвы, коль я знаю, что в начале 1930-х он служил здесь в ОГПУ на транспорте.