Начал знакомиться в Госархиве с делом репрессированного прапрадеда. Как говна поел, извините. 12 лет назад, когда я впервые взял дело в руки, меня, 20-летнего, так поразила абсурдность предъявленных деду обвинений, что я как-то не обратил внимание на главное – дело целиком и полностью построено на ДОНОСАХ соседей, коллег и даже родственников обвиняемых.
Мне до сего дня казалось, что это ОГПУ объединило волоколамских неблагонадежных в «группу враждебных контрреволюционеров». Может быть так оно и было, но помогли им в этом близкие тех самых «элементов». Протоколы допросов не написаны под копирку, хотя схожи по содержанию. Видно, что за каждым из них стоял живой человек, слышны разные голоса, разные интонации.
Вот сосед, бывавший у деда в гостях, во всех подробностях пересказывает разговоры, которые велись за чаем. А вот сын сдает отца (другого фигуранта дела), пеняя ему, что с зарплатой в 150 рублей, коровой и 17 ульями можно было бы быть благодарным советской власти и не стремиться вернуться в Латвию. А через 7 лет, в 1937-м, заберут и его самого – как я потом выяснил через базу репрессированных Мемориала.
То же, кстати, произойдет и с тем, с кого все началось, – чей донос открывает 200-страничное дело. В 1929 году этому человеку помешали избраться в местком, и он привлек ОГПУ, чтобы свести с обидчиком счеты. А через 9 лет, в апреле 1938 года, НКВД похоронит его самого на Бутовском полигоне.
Прав был Довлатов:
«Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?»
Гадко.
P.S. Мой прапрадед никого не оговорил, не назвал ни одной фамилии, ни про кого не сказал ничего плохого, хотя в отличие от этих свидетелей допрашивали его в Бутырской тюрьме ОГПУ.