Этот текст к 100-летию Зои Евгеньевны Петренко (Беляевой) моя мама Наталья Руслановна Узкая опубликовала на своей странице в фейсбуке 20 января 2019 года.
В этом месяце исполняется 100 лет со дня рождения моей бабушки и 20 лет со дня её смерти. Она родилась в Москве, на ул. Большая Полянка, в очень небогатой, но имеющей дворянские корни и собственный дом, семье. В доме этом, правда, сначала всех уплотнили, а потом и вовсе отняли.
Уточнение 2023 года. Отец Зои Евгений Георгиевич Беляев был семьи подмосковного священника, мать Александра Васильевна Клокова — дочерью крестьян из Рязанской (отец) и Смоленской (мать) губерний, перебравшихся в Москву вероятно в 1880-е годы.
Первый ребенок у молодых родителей умер, и второго — девочку — назвали Зоей, что означает «жизнь». Это имя должно было принести ребенку жизненные силы необходимые, чтобы выжить в тяжелое время, выпавшее на окончание Первой мировой войны и начало гражданской, голода и бушевавшего в Москве в ту зиму тифа, привезенного с фронта. Имя не просто помогло выжить, но повлияло на характер бабушки. Я больше не встречала человека, который бы так любил жизнь, и принимал её со всеми радостями, страданиями и испытаниями. Она любила, как сейчас говорят, любую движуху: далёкие и близкие поездки , новые знакомства, частые переезды, бесконечные перестановки мебели, красивые обновки.
Начало 1920-х 
Начало 1930-х 
1938
Бабушка всегда понимала меня лучше, чем мама (Татьяна Николаевна Береза — прим.). Она всегда старалась меня баловать, вкусно и полезно кормить, «чтобы я не отрастила зад как у матери», модно и красиво одевать, водить по разным интересным местам: выставкам, театрам, музеям, кино. Бабушка вязала мне самые красивые и модные шарфы, шапки и воротнички для школьной формы, водила меня к своей портнихе, которая шила нам с бабушкой платья и юбки.
Мама воспитывала меня одна и работала простым инженером с зарплатой в 120 р. Маме было важно, чтобы я была здоровой, хорошо училась и вела себя прилично. А бабушка хотела, чтобы я была красивой и счастливой. Она могла всю ночь просидеть со спицами или с иголкой и ниткой, чтобы связать мне к мероприятию в школе новую кофточку или воротничок.
Многие вещи мы делали вместе. Например, модные тогда холщовые сумки, которые я шила из настоящей выстиранной и выбеленной мешковины, а бабушка расшивала их нитками мулине. Этим моим сумкам, а еще моей сшитой на заказ школьной форме с 30-ю пуговками и красивыми кружевными воротничками и манжетами завидовали все модницы нашей школы. Бабушка разрешала мне не ходить в школу, когда не хочется, но заставляла по утрам делать зарядку, кататься на лыжах и коньках после или вместо занятий.
Она, понимая, что в этом возрасте самое главное — хороший коллектив, нашла мне достойную работу в МАДИ, когда я решила после школы никуда не поступать из-за конфликта с мамой, не понимавшей, что гуманитарное образование — это тоже высшее образование. И коллектив действительно был лучшим из тех, в которых мне когда-либо приходилось работать. Благодаря этой работе я получила таки высшее техническое образование для успокоения маминой души (которое к слову мне так и не пригодилось).
Бабушка сходу одобрила оба моих решения выйти замуж и даже отдала на подготовку к первой свадьбе все свои «похоронные» сбережения. Хотя против были все, включая маму. Первый раз потому, что было слишком рано, а второй — потому, что надо было сначала развестись с хорошим первым мужем, имея двоих детей. Бабушка, в отличие от мамы, понимала, что муж должен быть любимым и уважаемым, а не просто хорошим.
Думаю, не стоит и говорить, что они были очень разными — бабушка и мама. Вернее, мы — три женщины, живущие почти под одной крышей самой дружной и счастливой семьёй, в которой не оказалось места мужчинам (кроме кота Васьки) — были очень разными людьми, но очень любили друг друга.
По образованию бабушка была филологом, как и её родители. Бабушкин отец после революции работал преподавателем. Он сам учил дочь почти всем наукам, либо нанимал учителей. Она пошла учиться в школу уже достаточно взрослой девушкой, чтобы получить аттестат, успешно сдав экзамены экстерном.
У бабушки была редкая, абсолютная грамотность, и чисто московская речь. А предметом её изучения, увлечения, преподавания и любви была русская классическая литература. Я не могу сказать, что бабушка была очень тонким ценителем каких-то сложных произведений, но знания у неё были почти энциклопедические. Вместо сказок она читала совсем маленькой мне «Повести Белкина» и Гоголя, а сказки придумывала сама, либо это были пересказанные наизусть сказки Пушкина, которого бабушка боготворила и знала очень много его стихов. «Онегина» она читала по памяти полностью.
Несмотря на всю свою легкость на подъем, и вообще лёгкость, бабушка, как все знакомые мне филологи (это особая категория людей), очень любила порядок и опрятность. У неё по полочкам должно было быть разложено всё — от кофточек до мыслей.
Бабушка не была красавицей, но она была абсолютной, стопроцентной женщиной. Она умела красиво, неброско, но изыскано одеваться, ухаживать за собой, правильно питаться, следить за фигурой, до глубокой старости занималась спортом — лыжами, коньками, плаванием. А я ещё в советские годы дефицита и господства представлений о еде, почерпнутых из книги «О вкусной и здоровой пище», удивляла своих подруг знаниями о совместимости и полезности продуктов, полученными от бабушки. Хотя сама бабушка прекрасно готовила и пекла самые вкусные в мире пироги.
Мне казалось, что она умеет всё: шить, вязать, печь, рисовать, создавать уют в доме. Способность к творчеству досталась ей от матери и бабушки. Моя прапрабабушка дружила с актрисой Ермоловой и шила ей платья. И мама бабушки тоже хорошо шила. Она умерла сразу после войны, оставив четверых детей. А мой прадедушка прожил долгую жизнь. Чем он занимался после войны, я не знаю. Бабушка всегда с большим теплом и любовью вспоминала своих родителей, но старалась обходиться без подробностей. Говорить об их происхождении и роде занятий было не принято.
О том, что дед принадлежит к дворянскому роду Беляевых, живших в Замоскворечье, мы знали. Знали, что и бабушка была из очень непростой семьи. Но не знали даже её полного имени и девичьей фамилии. И мама и бабушка называли её просто бабушка Ганя.
Уточнение 2023 года. Мать Зои Евгеньевны звали Александра Васильевна, в девичестве Клокова. Ее родителями были крестьянин деревни Знаменской Снежетковской волости Раненбургского уезда Рязанской губернии (ныне Липецкая область) Василий Илларионович Клоков и крестьянка деревни Городище Дятловской волости Гжатского уезда Смоленской губернии (ныне Смоленская область) Матрена Герасимовна Петрова. Бабушка Ганя, о которой пишет мама, — Агафья Герасимовна Тюрина (урожденная Петрова, в первом браке — Перешивкина). Агафья Герасимовна была теткой Александры Васильевны, сестрой ее матери Матрены. Таким образом Ганя была двоюродной бабушкой Зои Евгеньевны.
Ещё одной причиной, по которой в семье уже самой бабушки не было принято говорить о её происхождении, являлся её брак с моим дедом (Николай Павлович Петренко — прим.). Дед был безусловным главой семьи. И брак этот был счастливым в том плане, что бабушка была за дедом «как за каменной стеной», но он был по её же словам «неравным» и не тем, о котором она мечтала.
Николай Павлович Петренко, 1933 год 
Зоя и Николай, 1949 год
Дед был приезжим, хоть и образованным, но из крестьян, и он был значительно старше бабушки. Она вышла за него будучи совсем юной девушкой, студенткой. А он к тому времени был уже взрослым, состоявшимся мужчиной с очень востребованной в те годы, редкой профессией — инженер-строитель аэродромов. Дед тогда работал в Клину и, находясь в Москве в командировке, снимал комнату в доме бабушкиных родителей на Большой Полянке. Он влюбился в бабушку и попросил её руки. Но она любила другого — ровесника — и даже пыталась убежать с ним из дома. В память о том — другом — на запястье бабушки до самой смерти виднелась еле заметная сведенная татуировка с его именем. Оказывается, татушки были модны в среде продвинутой московской молодёжи уже тогда.
Но отец был строг и желал дочери добра. Он уговорил её выйти замуж за деда. Это потом пришло уважение и признательность. Потом появилась любовь, родились дети, была война, эвакуация. Была послевоенная жизнь, которая для бабушки и её детей не была как у всех слишком тяжелой, а была скорее счастливой. И это благодаря доброте, терпению и чуткости деда, его работоспособности, уму и статусу.
Мама вспоминала, что в доме постоянно кто-то гостил, был проездом, в командировке или на учебе. Что бабушка часто делилась с соседями продуктами и отдавала какие-то вещи, а отец привозил им с братом из командировок шоколадные конфеты, фрукты и игрушки, а бабушке — платья, шляпки и туфли. И хотя родной брат деда был репрессирован и расстрелян в 1929 году, сам дед уважал советскую власть, уважал Сталина и, наверное, любил свою родину. По крайней мере, старался быть ей полезным.
Он участвовал в строительстве многих аэродромов, в качестве инженера принимал участие в строительстве Беломорканала, и гордился этим. У меня хранится фото, где рукой деда написано, что оно сделано во время приезда на строительство Беломорканала, и подчеркнуто — «имени Сталина». Что думал мой дед и жалел ли он тех людей, на чьих костях возводились все эти стройки века, я не знаю.
Уточнение 2023 года. Надпись на обороте: «приезд в Медгору. Беломорканал им. Сталина. 1936 10/XII». В поселке Медвежья Гора (ныне город Медвежьегорск) действительно находилась администрация Белбалтлага. Вот только построили Беломорканал еще в 1933-м, за три года до того, как был сделан этот снимок. В 1931-1933 годах, когда велись работы, Николай Павлович учился в одесском строительном техникуме.
Но я точно знаю, что он очень любил свою семью, особенно мою маму. Любила ли его бабушка, я тоже не знаю. Но он был добрым, умным и порядочным человеком, талантливым инженером. И когда он тяжело заболел, бабушка до последних минут была рядом, как и всю их совместную жизнь.
1956 год, Клин, Майданово
Овдовев в 39 лет с двумя детьми-школьниками на руках, бабушка перестала заниматься с учениками русским языком и литературой и пошла работать в организацию деда — Штаб московского округа на ул. Осипенко в Москве. Там она освоила совершенно новую для себя специальность — делопроизводство — и успешно проработала до пенсии, дав обоим детям высшее образование.
Мама закончила педагогический — русский язык и литература, а её брат закончил авиационный институт и пошел по стопам деда, став инженером по обслуживанию вертолётов.
Выйдя на пенсию, чтобы иметь возможность работать и присматривать за мной — первоклашкой — бабушка устроилась в детскую поликлинику, в регистратуру. Но благодаря её знаниям, увлечению медициной, маленькой зарплате медработников и нехватке кадров, бабушку взяли на должность медсестры на приём к детскому врачу. Она быстро освоила и эту специальность. И была такой хорошей детской медсестрой, что никто и подумать не мог, что у неё нет медицинского образования.
Младшая сестра бабушки, к слову, работала с детским доктором Рошалем в отделении хирургии детской травмотологии. В той самой больнице на Полянке, которую теперь знают многие, тетя Кира проработала всю жизнь. А бабушкин брат был профессиональным художником. Другой брат стал инженером на заводе.
В жизни бабушки было ещё два брака. Последний — гражданский, очень счастливый и продолжительный, хоть и странный по тем временам. Её любимый мужчина был известным ветераном — военным летчиком, полковником, женатым на однополчанке. У них не было детей, как у многих женщин, прошедших войну, но он не мог с ней развестись по многим причинам. Думаю, что и не хотел, потому что она была ему настоящим другом. Мы жили в одном городке, и они оба часто выступали в нашей школе с рассказами о войне. А в выходные я встречала его у бабушки дома. Их отношения с бабушкой ни для кого не были тайной. Я до сих пор не могу понять, как они оставались секретом для парторганизации того очень непростого места, где он служил в последние годы.
Моя мама к тому времени уже развелась с моим отцом, а бабушка ещё раньше — со своим вторым мужем. И этот человек помогал нам деньгами, дарил подарки, доставал путевки, а бабушка дарила ему свою любовь, жизнерадостность и заботу.
Потом гражданский муж бабушки умер, она окончательно вышла на пенсию, начались сложные взаимоотношения с женой сына, которого она безумно любила, выросли внуки. Это был нелегкий период в жизни. Но бабушка продолжала оставаться нужной всем вокруг — детям, внукам, коллегам, подругам, соседям.
Она — московская барышня из интеллигентной семьи — еще со времен жизни в Клину, где работал дед и был свой дом и участок, увлеклась землёй и всем, что на ней растёт. Переехав незадолго до смерти деда в ближнее Подмосковье (посёлок МАРЗ — московский авиаремонтный завод, который мой дед строил будучи начальником строительства) и получив впридачу к большой квартире участок земли, бабушка увлеклась земледелием. Мое детство летом проходило на её огороде и в небольшом домике на одну комнатку даже без кухни, который успел построить дед. Здесь я занималась рисованием и спала после обеда, а в остальное время бегала по огороду, на котором росли все возможные овощи, цветы, ягоды и плодовые деревья, какие только можно было вырастить в Подмосковье. Я только сейчас понимаю, что всем этим хозяйством и мной впридачу бабушка занималась почти одна! Но землю она очень любила, и когда огороды отбирали, она серьёзно заболела. Но не смирилась с потерей, и ухитрялась выращивать овощи и ягоды прямо под окнами пятиэтажного дома в поселке городского типа.
Последний, важный, и очень счастливый этап в жизни бабушки начался тогда, когда родился правнук — мой старший сын Игорь. Я была совсем молодой и такой ответственной мамой, что не могла справиться со всеми свалившимися на меня заботами, половину из которых я придумывала сама, а вторую сейчас успешно решают с помощью памперсов, детского питания и прочих прибамбасов. Бабушка сразу взяла на себя самое сложное и ответственное — пеленание и купание, потому что я панически боялась сломать маленькую ручку или ножку. В итоге бабушка пеленала ребенка, иногда гуляла, готовила, кормила меня, а я кормила его. Она каждое утро приходила к нам рано утром как на работу. Хотя дорога от её дома занимала минут 40 пешком. Бабушка пела сыну песни, и также как мне в детстве рассказывала ему сказки и стихи. Она умела играть с ним в те игры, которые были ему интересны. Он очень рано начал говорить, раньше, чем ходить. А к 4-м годам мы общими усилиями научили его читать. Я думаю, что то, что Игорь стал пишущим человеком, а я хоть и освоила другую профессию, но тоже люблю складывать слова в предложения, — всё это заслуга бабушки.
Все мои девачковые знания и умения тоже от бабушки. Бабушка не любила, не уважала и немного побаивалась говорить о политике и политиках. Я думаю, у нее были на то основания. Она не любила ни Сталина, ни Хрущёва, ни Брежнева, ни Горбачева. Над последними двумя она всегда смеялась, пародируя их речь. Но она очень любила свою страну, любила Киев и Одессу, но особенно — Москву, которую хорошо знала. Любимым местом для отдыха был Парк Горького и Шоколадница на Октябрьской, а ещё родное Замоскворечье, и особенно Балчуг. Ей нравился театр. Особенно она любила Малый. Бабушка хорошо знала классическую музыку и романсы, но пела песни своей послереволюционной молодости. Самой любимой песней бабушки, не из тех, которые поют и плачут, а которые весело напевают, когда занимаются любимым делом, была песня Блантера «Молодость». Я с детства помнила куплет про резеду, яркий галстук и юную, прекрасную страну:
Не уверена, что страна в которой она прожила всю свою долгую и сложную жизнь, была «юной и прекрасной», как поётся в песне Блантера, но сама бабушка Зоя была именно такой — всегда молодой и прекрасной.